О свободе и СССР.

[reytsman]

А в тюрьме сейчас ужин

Я не так давно понял почему хотение "обратно в СССР" такое повальное. Часть группы мне была понятна, "ступеньки ниже, девушки красивее". Но их вроде бы должно было становиться всё меньше, а их вроде как всё больше. Зачем им СССР? Закрытые границы, очереди на жильё, очереди на хлеб, очереди в детский садик, очередь в поликлинику. И только почитав allaall я вспомнил, где я это уже видел.

В старом советском фильме, это выражалось одной фразой "а в тюрьме сейчас ужин". В злобном Голивуде это было отображено в фильме "Побег из Шоушенка". Но идея одна, "лучше макароны, но точно в пять вечера, чем макароны с тушёнкой за которой нужно идти в магазин". Магазин может быть закрыт, магазин нужно выбирать, нужно выбирать тушёнку, а макароны в пять пусть без тушёнки, но гарантированны всем. Лучше сидеть в очереди в поликлинике, чем искать врача, лучше заплатить ЖЭКу чем делать ремонт самому, лучше иметь ровно один магазин и два сорта колбасы, лучше иметь всю жизнь одну работу чем искать другую самому. Человек привыкший к тому что все решают за него очень не любит ответственности решений, они его пугают. Человек за которого всё решают в яслях, потом в детском садике, потом в школе, потом в институте, а потом начальник на работе, не может не хотеть жить в СССР. Это его мечта, когда другие решают за тебя всё от начала и до конца.

Но первый раз я таки видел это у Довлатова, он очень чётко описывает невероятность и абсурдность таких процессов.

Обидно думать, что вся эта мерзость - порождение свободы. Потому что
свобода одинаково благосклонна и к дурному, и к хорошему. Под ее лучами
одинаково быстро расцветают и гладиолусы, и марихуана...
В этой связи я припоминаю одну невероятную лагерную историю.
Заключенный Чичеванов, грабитель и убийца, досиживал на особом режиме
последние сутки. Назавтра его должны были освободить. За плечами оставалось
двадцать лет срока.
Я сопровождал его в головной поселок. Мы ехали в автозаке с железным
кузовом. Чичеванов, согласно инструкции, помещался в тесной металлической
камере. В дверях ее было проделано отверстие. Заключенные называют это
приспособление: "Я его вижу, а он меня - нет". Я, согласно той же
инструкции, расположился в кузове у борта. В дороге мне показалось нелепым
так бдительно охранять Чичеванова. Ведь ему оставалось сидеть несколько
часов.
Я выпустил его из камеры. Мало того - затеял с ним приятельскую беседу.
Внезапно коварный зек оглушил меня рукояткой пистолета, (Как вы
догадываетесь - моего собственного пистолета). Затем он выпрыгнул на ходу и
бежал.
Шесть часов спустя его задержали в поселке Иоссер. Чичеванов успел
взломать продуктовый ларь и дико напиться. За побег и кражу ему добавили
четыре года...
Эта история буквально потрясла меня. Случившееся казалось невероятным,
противоестественным и даже трансцендентным явлением. Но капитан Прищепа,
старый лагерный офицер, мне все разъяснил. Он сказал:
- Чичеванов отсидел двадцать лет. Он привык. Тюрьма перестроила его
кровообращение, его дыхательный и вестибулярный аппарат. За воротами тюрьмы
ему было нечего делать.
Он дико боялся свободы и задохнулся, как рыба...